Медицинский портал. Анализы. Болезни. Состав. Цвет и запах

Две истории побега-I. Россия в концлагере. Иван Солоневич. Портал "россия". библиотека "россия". русская мысль. и.л. солоневич Происхождение. Жизнь до революции

В декабре 1948 в №280 брюссельского журнала "Часовой" было опубликовано следующее письмо

Милостивый Государь, Господин Редактор!
Только что вырвавшись из британской оккупационной зоны, отгороженной от остального мира бумажным занавесом всяческих цензур, я узнал что наши социал-демократы, тт. Долин и Николаевский в своей книге "The Forced Labor in USSR" сообщили американскому и английскому общественному мнению, что в годы второй мировой войны так называемое штабкапитанское движение - очень крупное - very important one - по мнению авторов этой книги - "стало на службу Гитлеру", "пошло на восток" и прочее в этом роде. И что лично я был правой рукой и Гитлера и Геббельса.
Я не хотел бы обвинять наших социал - демократов в сознательной клевете - до сих пор они этим не занимались. Но все это не имеет решительно никакого отношения к действительности. Ни один из наших людей ни с немцами, ни "на восток" не пошел. Я был дважды арестован Гестапо, и все годы советско-немецкой войны провел в деревне в административной ссылке - очень вежливой, впрочем - хотя А. Розенберг и требовал моей полной ликвидации.
Почти никто из старой русской эмиграции в Германии не пошел: ни к Гитлеру, ни к Власову. Основания, по которым мы все или почти все все этого не сделали, - я сейчас излагаю в "Нашей Стране". Эти основания можно считать достаточными и можно не считать достаточными, но во всяком случае "мы" не пошли. И так как ген. В.В.Бискупский и полк. Н.Д.Скалон заплатили за все это своими жизнями, то я считаю себя морально обязанным заступиться и за их доброе имя: мы все действовали приблизительно по одним и тем же мотивам и мы все имели перед остальной эмиграцией то несомненное, хотя и печальное преимущество, что мы были в Германии и что цели и методы германской политики мы знали лучше, чем кто бы то ни было.
25-Х-48 Иван Солоневич.


В том же духе, хотя гораздо подробнее, И.Л.Солоневич излагает историю своей жизни в нацистской Германии и на страницах своей газеты "Наша Страна": в 1938 он поставил на немцев и это, равно как и переезд в Германию, было его большой ошибкой. Но довольно скоро он осознал "цели и методы германской политики" и поэтому не принимал участия "ни в какой немецкой акции". Напротив он заранее предвидел крах немецкого восточного похода и открыто указывал на это.
В известных мне биографиях Солоневича, равно как и в опирающейся на них статье в ру_вики , первая половина 1941 года описывается с тех же позиций (к сожалению, в моем распоряжении пока нет недавно изданной книги И.П.Воронина "Гражданин империи", если изложение в ней отлично от написанного выше, был бы благодарен за соотв. указание).
В процитированном письме Солоневича многое соответствует действительности. Он действительно находился под наблюдением Гестапо, Розенберг действительно не питал к нему ни малейших симпатий, и, конечно же, он не был правой рукой Геббельса. Однако, утверждение, что И.Л.Солоневич не принимал совершенно никакого участия в пропагандистском сопровождении операции "Барбаросса" является, если не прямой ложью, то как минимум умолчанием.
Исходя из известных нам фактов, можно с уверенностью сказать, что Солоневич догадывался (а вероятнее, знал) о грядущем нападении Германии на СССР.В начале июня 1941-го Солоневич в третий раз появляется на страницах дневника Геббельса (предыдущие два: Геббельс увлеченно читал немецкий перевод "России в концлагере", а затем софийской газете Солоневича):

07.06.41 Солоневич предлагает свое сотрудничество. Прямо сейчас я еще не могу его использовать, но наверняка смогу очень скоро.
08.06.41 Солоневич предлагает себя, чтобы работать против Москвы. Гестапо считает его подсадной уткой. Пускай за ним понаблюдают.


Трудно сказать, в прямой связи с этими разговорами или скорее в косвенной, если исходить из того, что Солоневич предлагал в те июньские дни свое сотрудничество не только Геббельсу, но 3 июля 1941 года, т.е. через 10 дней после вторжения немецких войск на территорию СССР, в газете "Ангрифф", на тот момент органе немецкого трудового фронта, появилась статья И.Л.Солоневича "Патриоты" и комиссары , текст которой в русском переводе (вместе с редакционной подводкой) публикуется ниже.


Кто такой Солоневич
Один из лучших знатоков России и советской действительности Иван Лукьянович С о л о н е в и ч с сегодняшнего дня сопровождает судьбоносные события на востоке Европы серией статей, которые будут печататься в "Ангриффе" время от времени, без строгих интервалов. Первую из этих статей наши читатели найдут на этой странице.
Имя Солоневича обошло весь мир в первые дни февраля 1938 года, когда оно оказалось в центре сенсационной новости, пришедшей из Софии. Там Солоневич издавал резко антибольшевистскую газету на русском языке. То, насколько Москва боялась этой газеты, показывают попытки Москвы добиться ее запрещения, что на деле ей трижды и удалось. Но "Голос России" - таково название газеты - не умолк. Тогда большевики прибегли к иному средству. 3 февраля в редакцию газеты была доставлена посылка из советского полпредства. При открытии посылки произошел взрыв адской машины, которая в ней скрывалась. Жена Солоневича Тамара и его секретарь Михайлов погибли. Сам Иван Солоневич и его сын были ранены. Вскоре после этого они перебрались в Берлин.

Тогда я и познакомился с Солоневичем. По нему, уже 47-летнему, все еще было видно, что он, один из первых атлетов царской империи, был сильнейшим человеком России. Но продолжительный разговор с ним убедил меня, что с его физической силой сочетается не менее удивительная сила мысли. Только счастливое совпадение обоих факторов позволило Солоневичу ускользнуть из советского ада живым. До 1934 года крестьянский сын Солоневич - юрист по образованию, журналист по профессии, после периода службы школьным учителем он действительно работал журналистом - беспрерывно находился в России, которую изъездил вдоль и поперек, в том числе как "инструктор по спорту и туризму" - пост, который он занимал при Советах. Благодаря своему бескомпромиссному антисоветскому настрою он вместе с другими отважился в 1932 на побег. Но беглецы заблудились в непроходимых карельских лесах и были вынуждены вернуться. Вторая попытка годом позже закончилась концлагерем. Ужасные и драматические события этого периода Солоневич потрясающе описал в своих книгах, большие выдержки из которых публиковал "Ангрифф". Талант зоркого наблюдателя и прекрасная память пришли ему на помощь. Наконец, в 1934 третья попытка побега удалась. С 1938 Солоневич живет в Германии. То, что большевизм и плутократия - лишь разные формы одного и того же мирового еврейства и орудия для достижения одной цели - мирового господства, в Англии и США было наглядно доказано тем, что книги Солоневича попали там под бойкот евреев, причем в то время, когда эти "демократии" еще корчили из себя ярых антибольшевиков.

"ПАТРИОТЫ" И КОМИССАРЫ
Враг №1 русских народных масс.
Статья Ивана Лукьяновича Солоневича.

Оценивая гибкость и действенность большевистской пропаганды нельзя терять из виду соотношение между средствами и целью. С самого начала, т.е. с первых дней Октябрьской революции, цель была названа ясно и прямо: м и р о в а я р е в о л ю ц и я.
Из страны, разбитой на поле боя, отсталой технически, и вовсе не оформившейся политически, явился лозунг мирового коммунистического переворота, адресованный всем странам, народам, нациям и расам. От этой цели большевизм никогда не отказывался.
Как можно видеть, в постановке целей большевики не отличались скромностью. И если эта цель не была достигнута, то не потому, что методы большевистской пропаганды были плохи. Цель оказалась недостижимой, так как была п р о т и в о е с т е с т в е н н о й. Вообразите себе организацию, которая вбила себе в голову задачу спасти страдающее и мучающееся человечество при помощи спасительного средства - хождения на четвереньках. Полагаю, что не существует такого пропагандистского гения, который смог бы этого добиться. И кроме того злейшим врагом большевистской пропаганды становится еще один фактор - реальность. Обычная, банальная реальность большевистской повседневности.
В своей пропаганде большевизм хотел одолеть человеческую натуру и реальность. И по справедливости следует признать, что в этом отношении лживый большевистский вздор достиг уровня если не гениальности, то по крайней мере виртуозности. Использовалось все: международные столкновения, международные распри, высокомерие профессоров и интеллигентов, глупость уличной девки, снобизм британской леди и голод индийской текстильщицы.

Царь, Ленин и Богоматерь
Это ужасная и поистине дьявольская сеть, сплетенная из лжи, лести, подкупа, убийства, фальшивого идеализма и вполне реального террора, подобного которому еще не знала история.
Эта сеть оказывает свое действие. Леди Астор искренне была убеждена в том, что ее интересы можно объединить с интересами индийской текстильщицы, а заговорщики в Белграде полагали, что существование югославской монархии можно объединить с существованием так называемой диктатуры пролетариата.
Я не знаю белградских заговорщиков, но хорошо знаю ту прослойку населения, на которую они опирались. В домах сербской интеллигенции я видел своими глазами: в углу икона Богоматери, на стене портрет императора Николая II, на другой стене портрет Ленина, его убийцы. Большевистской пропаганде удавалось бросить в с е в одну кастрюлю.
В простоватой голове сербского интеллигента Ленин казался представителем большого братского православного народа, который должен защитить его, серба, от немцев, турков, болгар, итальянцев, магнатов, безработицы, бескультурья и полной безысходности новорожденного сербского империализма.
Это все затрагивает ту сторону большевистской пропаганды, которая была направлена за границу. Стороны, направленные на р у с с к и й н а р о д я не стану перечислять, их было много. Но без сомнения самым действенным для народных масс был о д и н лозунг - лозунг патриотизма. Когда все прочее рухнуло - мировая революция, социалистическое строительство, ложь об успехах промышленности, ложь о возможности спасти большевистский хаос хотя бы от голода - тогда из архивов большевистских подделок вытащили настоящий козырь - р у с с к и й п а т р и о т и з м.
В дни захвата власти и гражданской войны большевики швыряли в народ патриотические лозунги защиты России от интервентов - англичан, французов, немцев, японцев и даже греков. Часть русского офицерского корпуса поверила в этот лозунг и пошла в Красную Армию. Когда интервенты затем были выброшены из страны, большевизм приступил к ликвидации этих офицеров. Но акция была прервана советско-польской войной. Снова возник лозунг патриотизма, под ним подписался даже генерал Брусилов, бывший командующий Юго-Западным фронтом во время мировой войны и инициатор летнего наступления в 1917. Интервенты вернулись домой. Использованный большевиками офицерский корпус отправился в лучший из миров.
В дни страшного голода, который большевики устроили по всей России в 1921 и 1922, они выступили с патриотическим лозунгом б л о к а д ы, которую иностранцы якобы объявили СССР, чтобы уничтожить великий русский народ.
После того как система военного коммунизма, виновная в этом неслыханном голоде, привела к страшным восстаниям, большевики сделали шаг назад, к так называемой новой экономической политике (нэпу). Это было отступление перед частной инициативой, но эта частная инициатива начала разъедать весь советский аппарат изнутри. Большевистские властители оказались перед дилеммой: или допустить медленное, но неуклонное завоевание всей экономики так называемыми нэпманами, или окончательно растоптать все ростки частной инициативы. Пока нэп существовал, большевистская пропаганда объясняла его э в о л ю ц и е й советской власти и сближением с народом.

Преступники и бродяги: офицеры
Когда большевизм перешел к кровавой драме коллективизации деревни - этому неслыханному в истории грабежу - она объяснялась так: необходимо ограбить мужика, чтобы создать в о е н н у ю п р о м ы ш л е н н о с т ь, иначе Россия будет разгромлена иностранцами.
Ужасный раздор с партийной оппозицией был объяснен попыткой Б у х а р и н а добиться соглашения с западноевропейским империализмом.
Так называемая "чистка" армии (в результате которой армия потеряла больше командиров, чем во время мировой войны) была объяснена попыткой маршалов и генералов продать страну "проклятым ф а ш и с т с к и м п с а м".
В последние же два года большевистскую прессу просто захлестнул вал патриотической безграмотности. Маршалы Советского Союза, не выигравшие еще ни одного сражения, приравнивались к Суворову, который участвовал в 93 сражениях и выиграл их все. На свет были вытащены панславистские идеи XIX столетия и подвиги русской армии XII столетия. Доярка, которая выжала из коровы рекордное количество молока, стала называться "патриоткой". В воображении автора передовиц в "Правде" линия Маннергейма оказалась в три раза крепче линии Мажино.
Большевистская ложь перешла самые элементарные границы здравого смысла и приняла характер форменной истерии. Эта истерия была понятна. "Большевик" не настолько глуп, чтобы не понять, что после четвертьвекового неслыханного грабежа, упадка и террора, после уничтожения 30 миллионов русских людей, после попытки подточить мировую цивилизацию, однажды наступит час окончательной расплаты.
Можно поставить вопрос, насколько народные массы верили в эту патриотическую ложь. На это можно было бы ответить: ни на грош не верили. Ответ был бы верным, н о в т о ж е в р е м я и н е т. В каждой стране есть определенный процент идиотов, которых ничему нельзя научить и которые не могут ничему научиться. В СССР особую роль играет "А к т и в" (о котором я писал в своих книгах). Это слой населения, связанный с советской властью не на жизнь, а на смерть. Падет советская власть - этот слой будет уничтожен без остатка. Но есть и еще одно, новое, явление: после уничтожения прежних армейских командиров было начато перевоспитание бывших п р е с т у п н и к о в и "б е с п р и з о р н и к о в" в офицеры. Разумеется эти офицеры, даже без каких-либо патриотических чувств, будут сражаться до последней капли крови или до тех пор, пока их не убьют собственные солдаты. Кроме того нельзя упускать из виду, что в России живет прослойка в пять миллионов е в р е е в. Они знают совершенно точно, что крушение большевизма станет их собственным крушением.

Еврей, который расстреливает.
В своих довоенных статьях в "Ангриффе" я писал: "Никакие патриотические и национальные лозунги не смогут отвратить ненависть русского народа от его истинного врага - еврейского комиссара". Во время финно-русской войны двухсотмиллионная советская империя оказалась бессильной против маленькой и почти безоружной Финляндии. Враг мужика сидел не в Гельсингфорсе, он сидел в Москве. Ни этот мужик, ни русский рабочий ничего не знают о плутократах. Они не знают, что плутократия - ничто иное как стратегический ход правящего миром еврейства, они не знают, что еврейство держит человечество в клещах - из буржуазных миллиардов и пролетарской революции. Н е у д а с т с я о д н о, т а к в о з м о ж н о у д а с т с я д р у г о е. Но е в р е й с к и й к о м и с с а р, в распоряжении которого находятся танки и самолеты, который убивает и расстреливает, этого комиссара мужик знает очень хорошо, он знает его л и ч н о. Впечатление от этого личного знакомства не смоет никакая пропаганда. Для русских народных масс еврейский большевизм - это враг №1, давнишний враг, враг нации и враг Отечества. Русский народ сражается с этим врагом оружием и саботажем уже 23 года. Никакая ложь и никакие напоминания о Суворове не вытеснят запечатлевшуюся в народном сознании картинку еврейского комиссара, который в случае победы уничтожит не только мужика и рабочего, но и всех крестьян и рабочих в Европе. Русская пословица гласит: "Ложью свет пройдешь, да назад не вернешься". Годы большевистского владычества были наполнены кровью и ложью, и сейчас для большевизма нет пути ни вперед, ни назад.

Заявленного в подводке продолжения серии статей не последовало. Можно лишь гадать, что стало тому причиной: разногласия между автором и редакцией, интриги Розенберга или скептическое отношение немецкого руководства к старой русской эмиграции вообще.
После войны И.Л.Солоневич естественно постарался забыть о том, как практически параллельно с тем, как в городах Западной Украины шли первые массовые антиеврейские акции, он сам вещал со страниц нацистской газеты о "еврейских комиссарах - истинных врагах русского мужика". Эту лакуну памяти нам сегодня удалось заполнить.

В начале этого года я писал о книге Как я говорил, бежали из Гулага многие. История Ивана Солоневича и его семьи не очень похожа на историю Чернавиных, но и те, и другие были вынуждены бежать из мест заключения за границу. Солоневичи, правда, в отличие от Чернавиных, отлично знали, за что они сидят — за вторую попытку покинуть СССР. Первую Иван Солоневич, его сын и брат предприняли в 1932 году. Заблудились в карельских болотах, вымокли, еле вышли обратно, благополучно избежав пограничников и вернулись домой. Осенью 1933 года они попробовали бежать еще раз, но ГПУ оказалось на высоте. Им подсунули осведомителя, которого они взяли в свою группу, и благодаря которому всех их взяли еще в поезде Ленинград-Мурманск. Проведя меньше года в лагере, они смогли найти друг друга, договориться и бежать еще раз, на этот раз, наконец, удачно.

Иван Лукьянович Солоневич вообще был человеком неординарным. Достаточно пробежать глазами статью в Википедии (очень рекомендую), чтобы оценить масштаб личности. При том, что его политические взгляды мне кажутся нелепыми, исторические воззрения смешными, а национализм — диковатым, по-человечески он очень интересен. Его записки о советской жизни двадцатых-тридцатых годов необычны своей независимостью, таких до нас дошло не много. Та же независимость удивляет и в описании лагерной жизни. Солоневичи умудрились поставить себя наособицу — тут сыграла роль и физическая подготовка Ивана Лукьяновича, и то, что их семью не сразу разлучили, и они смогли постоять друг за друга. Впрочем, есть у меня подозрение, что Солоневич немного бравирует в этих воспоминаниях и выставляет себя куда более лихим мужиком, чем оно было на самом деле. Если ему верить, то он там с уголовниками свой парень был, и чекистов они по струнке строили, и на особом положении числились, но при этом ни разу честью не поступились. В последнем я почти не сомневаюсь, а вот что им жилось там так легко, как пишет Солоневич, верится мало. Хотя знаете, я, возможно, и поверил бы, если бы доверие мое к Солоневичу не было подорвано им самим на первых же страницах книги. Нет, он не врал. Он изложил свое мнение:

Но как бы ни оценивать шансы «мирной эволюции», мирного врастания социализма в кулака (можно утверждать, что издали виднее), один факт остается для меня абсолютно вне всякого сомнения. Об этом мельком говорил краском Тренин в «Последних Новостях»: страна ждет войны для восстания. Ни о какой защите «социалистического отечества» со стороны народных масс не может быть и речи. Наоборот, с кем бы ни велась войнами какими бы последствиями ни грозил военный разгром, все штыки и все вилы, которые только могут быть воткнуты в спину красной армии, будут воткнуты обязательно. Каждый мужик знает это точно так же, как это знает и каждый коммунист! Каждый мужик знает, что при первых же выстрелах войны он в первую голову будет резать своего ближайшего председателя сельсовета, председателя колхоза и т.д., и эти последние совершенно ясно знают, что в первые же дни войны они будут зарезаны, как бараны.

Вот этот прогноз, так блистательно провалившийся всего через пять лет, заставил меня до такой степени усомниться в аналитических способностях И. Л. Солоневича, что и всю остальную книгу я читал с большим скептицизмом, отмечая все места, где автор, как мне казалось, опять выдавал желаемое за действительное. Было бы очень любопытно сравнить книгу с тем, как оно там действительно происходило, но кто же это напишет? Хотя, один умолчанный Солоневичем факт я хотел бы привести. В 1933 году из СССР они бежали всемером: трое Солоневичей, жена Бориса Ирина Пеллингер, их знакомый Никитин (в книге Степанов), жена другого знакомого Е. Пржиялговская и стукач Бабенко. Осудили всех, кроме, конечно, стукача (хотя он тоже проходил в ГПУ по другому делу). Ну, о Пржиялговской и о Никитине Солоневич пишет без особой симпатии, но вот Ирину Пеллингер они в лагере все-таки бросили. Я не берусь их обвинять, наверное, это был их единственный шанс на спасение, но она-то не спаслась... Она отсидела свой срок, вышла на свободу, а в 1936 году ее арестовали снова. В 1938 по приговору тройки при УНКВД по Дальстрою расстреляна за контрреволюционную деятельность. Вряд ли за свою, кстати, скорее, за деятельность самого И. Солоневича. Кстати, жена Ивана, Тамара, тоже была убита НКВД. В 1932 году после фиктивного развода и последовавшего такого же фиктивного брака с немецким инженером она уехала в Германию. В 1938 году она вместо Ивана вскрыла бандероль с книгами — и была убита взорвавшейся бомбой. А И. Л. Солоневич продолжал писать книги и заниматься политикой. Наверное, потому-то после войны и брат его, Борис, решил порвать с ним связь. Он считал занятия брата политикой причиной всех несчастий. Вероятно, он прав. Но все-таки Ивана Солоневича есть, за что уважать. То, что он, хоть и монархист, дураком не был, видно из вот этих его строк:

«Советская эра рано или поздно закончится. А после СССР нам будут предлагать очень многое. И все будут врать в свою лавочку. Будет много кандидатов в министры и вожди в партийные лидеры, и военные диктаторы. Будут ставленники банков и ставленники трестов – не наших. Будут ставленники одних иностранцев и ставленники других. И все будут говорить, - и прежде всего, о свободах – самая многообещающая и самая ни к чему не обязывающая тема для вранья.

Появятся, конечно, и пророки - изобретали какого-нибудь нового земного рая. В общем, будет всякое. И на всякого мудреца найдется довольно простаков - бараны имеются во всех странах мира, от самых тоталитарных - до самых демократических. Постарайтесь не попасть в их число. Это не так просто, как кажется»

И.Л.Солоневич был убежден, что русский народ – единственный в мире – построил такую государственность, в рамках которой все племена и народы в ней живущие чувствовали себя как минимум наравне с «имперской нацией»: если хорошо, то хорошо всем, если плохо – то тоже всем одинаково

Иван Лукьянович Солоневич родился 26 ноября\14 ноября в 1891 году в семье народного учителя в Белоруссии в селе Рудники Пружанского уезда Гродненской губернии. В оба его деда и пятеро дядей были священниками. Дочерью сельского священника была и мать Солоневича.– Ю.В. Ярушевич.

Детство и юность Ивана Лукьяновича прошли в Гродно и Вильно. Учился Солоневич в гродненской гимназии. Экзамен же на аттестат зрелости он получил в 1912 году, во 2-й виленской гимназии.

Начальный период политического опыта и писательства во многом сформировал его убеждения. Позже, уже в эмиграции, Солоневич представил читателям портрет времени своей юности и жизни в Минске: «Политическая расстановка сил в довоенной Белоруссии складывалась так. Край – сравнительно недавно присоединённый к Империи и населённый русским мужиком. Кроме мужика русского, там не было почти ничего. Наше белорусское дворянство очень легко продало и веру своих отцов, и язык своего народа, и интересы России. Тышкевичи, Мицкевичи и Сенкевичи – они все примерно такие белорусы, как и я. Но они продались. Народ остался без правящего слоя. Без интеллигенции, без буржуазии, без аристократии – даже без пролетариата и без ремесленников. Выход в культурные верхи был начисто заперт польским дворянством».

На политическую арену Иван Лукьянович Солоневич вышел, как определил он сам, в 1910 году. Это было время, когда во главе русского правительства стоял выдающийся политик и патриот Пётр Аркадьевич Столыпин, а в Таврическом дворце заседала III Государственная дума. Но кроме того, это было также время укрепления русского знамени на окраинах Империи. В том числе, шла борьба за русское дело в Западном крае, которая была довольно опасна, особенно после убийства Столыпина в 1911 году. В этот момент многие враги России вновь подняли головы и воспряли духом. Сам Солоневич рассказывал, что в те годы ему приходилось два или три раза отстаивать с револьвером в руках свою типографию от революционеров.

Здесь, в газете «Северо-западная жизнь», Солоневич познакомился со своей будущей женой Т.В. Воскресенской (1894-1938), дочерью офицера. Она стала сотрудничать с редакцией «Северо-западной жизни», в связи с шумным процессом Бейлиса, ибо черпала материалы у своего дяди А.С. Шмакова, известного знатока «еврейского вопроса».

Вскоре после свадьбы чета Солоневичей переехала в Петроград, где у них родился сын Юрий. В Петрограде Иван Лукьянович поступил на юридический факультет университета.

В начале Первой мировой войны Солоневич устроился на работу в суворинское «Новое время», где в разное время трудились такие великие деятели русской культуры как А.П. Чехов, В.В. Розанов, М.О. Меньшиков. Там он делал обзоры провинциальной печати и работал в отделе информации. Тогда же Иван Лукьянович был призван в лейб-гвардии Кексгольмский полк, но на фронт его не взяли, т.к. он был близорук и носил очки.

С приходом к власти большевиков и с началом гражданской войны братья Иван Лукьянович, вместе со своим братом Борисом, бежал из большевицкого Петрограда в Киев. Там они работали на белых, добывали секретную информацию, часто рискуя собственной жизнью. В 1920 году семью Солоневичей даже забирали в одесскую ЧК, однако все обошлось и после выхода из тюрьмы он продолжил свое сотрудничество с белыми. Однако эвакуироваться вместе с ними заграницу Ивану Солоневичу помешала болезнь – сыпной тиф.

В 1932 году Солоневичи пытались бежать через Карелию за границу, однако, заблудившись в лесу, вынуждены были вернуться назад. Вторая попытка в 1933 году окончилась и вовсе печально: их арестовало ГПУ в поезде на пути в Мурманск. Братьям дали по 8 лет концлагеря, а сыну Юрию – 3 года. Однако, уже в августе 1934 года, под видом организаторов соревнований, им все-таки удалось бежать в Финляндию.

Попав в фильтрационный лагерь, Солоневич начал описывать всё то, что пережил в СССР. Из этих записок составилась знаменитая книга «Россия в концлагере», принёсшая автору мировую славу и финансовую независимость. Гонорары с иностранных изданий данной книги позволили писателю начать издавать в 1936 году в Софии (куда он перебрался из Финляндии, из-за того, что не мог там ничего издавать) газету «Голос России». Направление и тематику газеты определяла фраза, вынесенная им на первую страницу: «Только о России». Сам же Иван Лукьянович старался организовать на основе кружков любителей газеты сплочённую организацию народно-монархического направления. В его планы входило воспитание на этой здоровой основе монархического слоя общества, который смог бы, возвратясь на родину, встать во главе возрождающегося отечества.

Эта деятельность, естественно не осталась не замеченной советской властью: 3 февраля 1938 года в редакции «Голоса России» прогремел взрыв. Погибли жена Ивана Лукьяновича и секретарь редакции Н.М. Михайлов. Вскоре издание пришлось прекратить.

Весной 1938 года Солоневич переехал в Германию – единственное место, где он мог чувствовать себя в относительной безопасности от преследований советских властей. Находясь в Германии, он организовал в Болгарии новое издание – «Нашу газету». До января 1940 года в «Нашей газете» были опубликованы две главы из его «Белой империи»: «Дух народа» и «Монархия» (последняя была напечатана не до конца). С началом Второй мировой войны газета прекратила своё существование.

В это время Солоневича пытается объяснить немцам, что с Россией воевать не надо, что не стоит обманываться вывеской СССР, что в этом государстве живёт всё та же Россия и всё тот же русский народ. Это не понравилось немецким властям: гестапо не оставляет его в покое, один за другим следуют несколько арестов и, наконец, ссылка в провинцию, в Темпельбург, где Солоневич и оставался до конца войны. После войны он попал в английскую оккупационную зону, где жил до 1948 года.

В это время он создаёт свой главный теоретический труд – «Народная монархия», где в систематизированной форме излагается концепция философии русской истории. Солоневич исходит из безусловной индивидуальности народов и их исторических судеб. Он полагает, что нет обязательных для всех законов истории, а потому любые рецепты и доктрины, основанные на чужом опыте, являются бесполезными и даже вредными. В этом он сочинении приходит к выводу, что всякая разумная программа должна быть адресована данному конкретному народу и иметь в виду именно этот народ, а не некую абстракцию для трагических опытов. Реализуя своё национальное «я», каждый народ стремится создать свою культуру, государственность и, наконец, империю как высшую сторону его самореализации. Именно идея империи наиболее ярко и полно выразилась в истории русского народа (достаточно вспомнить идеи Ф.И. Тютчева, Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева, В.И. Ламанского, В.В. Розанова и Л.А. Тихомирова, И.А. Ильина, чьим последователем был Солоневич).

Согласно Солоневичу русский народ – единственный в мире – построил такую государственность, в рамках которой все племена и народы в ней живущие чувствовали себя как минимум наравне с «имперской нацией»: если хорошо, то хорошо всем, если плохо – то тоже всем одинаково.

При этом, по мнению Ивана Лукьяновича, именно идея народной монархии является своего рода идеалом русского государственного устройства. В этом плане он был последователем учения славянофилов, видя наиболее полное и цветущее выражение органического развития русского государства в, которой, по его мнению, были свойственны гармоничность, сбалансированность всех элементов народной жизни и своеобразный демократизм, заключавшийся в реальной связи власти с низовыми слоями народа. Здесь был создан строй, который Солоневич определял как соединение самодержавия и самоуправления, с западноевропейской точки зрения несовместимые. В допетровской Руси не было принципа разделения властей, там доминировали общегосударственные, общенациональные цели и соображения.

После свержения большевиков, именно данная система, по убеждению Солоневича, будет самой эффективной и действенной формой управления России. «Никакие мерки, рецепты, программы и идеологии, заимствованные откуда бы то ни было извне, - неприменимы для русской государственности, русской национальности, русской культуры». А сама русская мысль может быть русской только в том случае, когда она исходит из русских исторических предпосылок.

Резкий перелом к худшему, с точки зрения Солоневича произошёл с воцарением Петра I. Признавая в нём яркую индивидуальность, Солоневич, как и славянофилы, отрицательно оценивает его деятельность, как начало подспудного завоевания России Западом, во многом, нарушившего естественность и органичность её развития. Орудием западного влияния стало дворянство, а затем генетически связанная с ним интеллигенция. С этого момента интересы и духовный мир верхнего класса русского общества и народа резко расходятся. Начиная с XVIII века (особенно это касается эпох императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II), устанавливается диктатура дворянства, а самоуправление и самодержавие фактически ликвидируется. Одновременно с этим осуществляется закрепощение крестьян.

Солоневич также критиковал и такое явление как русофобия. В противовес русофобии он выдвинул идею о народной монархии, при этом резко возмущался произведениями как русских, так и зарубежных писателей, философов, историков и публицистов, не понимающих и недооценивающих феномена России и русской цивилизации. В этой связи он критикует именно отвлечённых философов, находящихся вне традиционной культуры. Так, в статье «О философии» он отмечает следующее: «Нации и культуры, государства и империи строятся только на традиции и религии, что по существу одно и то же. Так строился Рим, так строилась Великобритания, так строятся САСШ, так строилась Россия». На чистой философии «ничего построить нельзя».

Сам он высоко оценивал выносливость русского народа, совершившего, по его мнению, духовный и нравственный подвиг, развивая и обустраивая свою страну. Россию он относил к молодой и разновидной цивилизации, которая может существовать только в виде народной монархии, зачатки которой существовали в Древней Руси и была приостановлена реформами Петра I и последующим императорам, были отчасти восстановлены. Однако, в целом России не удалось до конца вернуться к старой системе взаимоотношения царя и народа.

Историческим выходом для России Солоневич считал возвращение нашей страны к национальной по духу и народной по социальному содержанию монархии. При этом он считал необходимым вернуться к целой системе учреждений – от всероссийского престола до сельского схода, и совершенно отвергал современную систему выборов, которые питают «космополитическую элиту», разрушающую страну. В этой системе царю принадлежала бы «сила власти», а народу – «сила мнения».

Как же Солоневич определял монархию? В одном месте он пишет следующее: «…Банальная интеллигентская терминология определяет «самодержавие» или как «абсолютизм» или как «тиранию». По существу же, «самодержавие» не может быть определено терминологически. Оно должно быть описано исторически русское самодержавие есть совершенно индивидуальное явление, явление исключительно и типично русское: «диктатура совести», как несколько афористически определил его Вл. Соловьёв. Это не диктатура аристократии, подаваемая под вывеской «просвещённого абсолютизма», это «диктатура совести», в данном случае православной совести. Русское самодержавие было организовано русской низовой массой, оно всегда опиралась на Церковь, оно концентрировало в себе и религиозную совесть народа, на его низах, было самоуправление, как политической же организацией народа в его целом было самодержавие».

В программе национального возрождения России Иван Лукьянович отмечает следующее: «Монархическая литература должна иметь в виду не служилые и привилегированные слои старой России, а конкретный Русский Народ». И даёт следующий совет: «Делайте для монархии всё, что вы можете сделать: это единственная гарантия против абромовичей и социалистического рая».

В «Народной монархии» он даёт всем следующий совет, к которому можно прислушаться и сегодня: «..Нам нужна какая-то страховка и от нашествий и от революций. Или, иначе: от вооружённых и невооружённых интервенций извне. Причём нам необходимо констатировать тот факт, что невооружённая интервенция западно-европейской философии нам обошлась дороже, чем вооружённые нашествия западно-европейских орд».

И далее, Солоневич пишет следующее: «Мы должны – после всех опытов нашего прошлого, твёрдо установить тот факт, что внутренний враг для нас опаснее внешнего. Внешний понятен и открыт. Внутренний неясен и скрыт. Внешний спаивает все национальные силы, внутренний раскалывает их всех. Внешний враг родит героев, внутренний родит палачей. Нам нужен государственный строй, который мог бы дать максимальные гарантии и от внешних и от внутренних завоеваний».

Переехав в конце 1948 года в Аргентину, Солоневич вместе с сыном Юрием, финской невесткой (скульптором) Ингой и внуками Михаилом и Улитой поселился в Дель Висо, тогда почти безлюдном посёлке в окрестностях Буэнос-Айреса, где им была снята «кинта» - аргентинский вариант дачи. И только в 1949 году к нему присоединилась его вторая жена - немка Рут, на которой он женился в Западной Германии 1947 году.

Его новая жена старалась делать всё возможное для улучшения условий жизни: с большим и напряжённым трудом одолела русский язык, причём научилась не только читать и говорить, но и писать: старалась всеми силами понять сущность идеи народной монархии, разобраться во всей «мышиной возне» эмигрантских партий и союзов. Что касается чисто бытового и житейского смысла, она была преданной нянькой и сиделкой Солоневича, в особенности в последние годы его жизни. Она целиком отдала себя уходу за Солоневичем.

Русская белая эмиграция в Аргентине отнеслась к основателю «Нашей страны» неоднозначно. С одной стороны, выпуски газеты раскупались нарасхват: никто не хотел пропустить ни одну из хлёстких, талантливых статей Ивана Лукьяновича на злобу дня. С другой – многим была не по душе резкость суждений Солоневича, в особенности когда речь шла о петербургском периоде русской истории. Этот его – главным образом антидворянский - пафос всячески старался смягчить его соратник В.К. Левашов - Дубровский.

В 1950 году Солоневич был выслан из Аргентины правительством Перона. Новой страной пребывания Солоневича стал Уругвай. Высылка из Аргентины была следствием целого ряда доносов, настроченных в аргентинскую политическую полицию группой весьма различных деятелей русской эмиграции. Всем им Солоневич, верный своей привычке едко высмеивать как левых, так и ультраправых «пузырей потонувшего мира», явно наступал на старые мозоли. Под доносами, обвиняющими Солоневича в антиперонизме и прочих грехах, стояли чрезвычайно разные подписи: от монархиста В.Н. Сахновского до меньшивика Н.А. Чоловского, издателя журнала «Сеятель». Особенный вес, по-видимому имел донос некого А. Ставровского, редактора газеты «За правду», перешедшего в католичество и вследствие этого пользовавшегося определённым влиянием в католических правящих кругах.

Благодаря Левашову-Дубровскому, Солоневичу удалось закончить свой главный труд, книгу «Народная монархия». Этому же способствовал и переезд в Уругвай. Остановившись вначале в чрезвычайно сыром и мрачном Монтевидео, где он заболел и находился в подавленном состоянии, Солоневичу вскоре удалось, благодаря помощи и заботам представительнице «Нашей страны» В.Е. Леонтович – Неёловой, переехать в посёлок Сориано, где он почувствал себя «точно в раю». Однако, вскоре болезнь все-таки скосила Солоневича. Он умер 24 апреля 1953 года в Буэнос-Айресе. Помянем Ивана Лукьяновича и вспомним его советы по нашему национальному спасению России.

Обратил внимание, как его яростно ненавидит Галковский. За что? В чём актуальность этого мыслителя? И вот руки дошли, почитал. Да, ну и гнида. Хотя да,

Да, безусловно, Солоневич создан какой то части коммунистической элиты. Убедил Галковский. Но какой?

Понял, прочитав несколько пассажей типа этого:

«Приблизительно такое же положение существовало и в других ведомствах. Пожалуй, только ОГПУ не было столь монополизировано евреями. Я не знаю, почему именно, но чекистская работа оказалась своего рода национальной специальностью латышей и поляков (Дзержинский, Менжинский, Лацис, Петере; Ягода, насколько я знаю по Москве и по рассказам латышей чекистов, - тоже латыш).

Я не утверждаю, что в ОГПУ было и есть мало евреев, но все-таки до восьмидесяти процентов руководящих постов, как это было в профсоюзах, евреи там все-таки не занимали. Комиссариаты иностранных дел, внешней торговли, профинтерн и коминтерн были заполнены евреями приблизительно процентов на девяносто девять.

Лично я не склонен видеть здесь никакого "заговора". Все это достаточно просто объясняется и без "заговора" - объясняется преимущественно тем, что до самого последнего времени русская интеллигенция ни на какие ответственные посты идти не хотела и в большинстве не шла, не идет и теперь». Конец цитаты .

Тут враньё (как и про аскетизм советской элиты). Не «не идут», а не брали. И избавлялись при первой возможности, даже ставя под удар важнейшие проекты. В эти годы (до 1937) расстреливали не менее 50 тыс. чел в год. В 1935 расстрелял 250 тыс. чел. Вдумайтесь, в Германии казнили в 1938 году 19 человек. До войны, в самые годы нацисткого террора не более 100 человек (не тысяч). А у Гитлера такая свирепая диктатура.

У меня дед записался черемисом (марийцем). Тем и спасся в итоге. Русского директора школы и царского прапорщика, побывавшего в плену у немцев 2 месяца (март 1918- май 1918) расстреляли бы точно.

Солоневича придумала та, часть евреев чекистов, что собралась сбежать с тонущего корабля. Устроили гешефты на крови. Оценив ситуацию, трезво решили, что Светская власть не жилец. Просчитали, что бывшие штабс капитаны будут востребованы для управления страной и заранее начали им льстить. И прятать свои шкурки за спиной еврейской массы, еврейской бедноты. Их, разбогатевших, а не рядовых евреев защищает Солоневич.

И сдали бы страну. И слиняли бы в швейцарии. Гитлер не позволил. Даже не Сталин, а именно Гитлер.

А люди так готовились. И бриллианты за границу вывозили. И наёмные писаки алиби для злых штабс-капитанов писали и с еврейскими авторитетами налаживали отношения, чтобы раствориться в общине. Но обломилось.

В оправдание евреев стоит напомнить: Бер Давид Бруцкус . Блестящий экономист. Выдвинул разумный план земельной реформы в России. К несчастью был принят эсэровский план. В итоге для начала рухнула вся банковская система страны, а потом погибла оптовая торговля зерном. В итоге из парцеллярного хозяйства страна выходила бы или через десятилетия аграрных конфликтов или через восстановление крепостного права и помещичьего хозяйства (как и случилось при Сталине).

Экономист Бруцкус в журнале «Экономист» №1 и №2 просто и чётко раскритиковал марксистские и коммунистические взгляды на экономику и проводившуюся политику, чётко предсказал их политические и социальные последствия.

Ленин журнал прочитал и в ярости отдал приказ, приведший к «философским пароходам». В Берлине Бруцкус свой труд переиздал (к сожалении, в ухудшенном наукообразном виде). Он приветствовал создание Израиля, работал на него и умер своей смертью в глубокой старости в этой стране. Достойная судьба.

Философа и публициста Ивана Солоневича вполне можно назвать человеком, предвидевшим будущее, причём будущее не только императорской России, но и России Советской…

Иван Лукьянович Солоневич. 1935 год

Он был убеждённым монархистом и никогда не скрывал этого. Такие политические убеждения на протяжении долгого времени автоматически делали Солоневича запрещённым автором: для родины его как бы не существовало.

Однако это была иллюзия. Всю жизнь Иван Лукьянович Солоневич (1891-1953) думал и писал только о ней — о России. Покинутая им в лихолетье 1930-х, она навсегда осталась огромной частью его души, центральной темой его творчества, его болью и надеждой…

Он родился 125 лет назад, в ноябре 1891 года, в Гродненской губернии. Там же учился и первый публицистический опыт приобрёл в газете «Северо-Западная жизнь». Когда разразилась Первая мировая, его, несмотря на богатырское телосложение и серьёзную спортивную подготовку, в армию не призвали: подвела близорукость. Позже Иван Солоневич перебрался в Петроград, где устроился политическим репортёром в ведущее столичное издание «Новое время». Вот где в полную силу проявился талант свидетеля-острослова! Добавим: весьма пристрастного!

«Великая безмозглость спустилась на страну»

«Я вошел в святилище петербургской политики последних двух лет императорской России. Редакция «Нового времени». Редакционные ужины после двух часов ночи, где за бутылкой… каждый из сотрудников делился всем, что узнал за день («не для печати»). Кулуары Государственной Думы. Министерства. Биржа. Контрольные пакеты. <…> Сплетни о Распутине. «Царица шпионка». Самые гнусные из сплетен — сплетни из великокняжеских салонов. <…> Дикие сцены в Особом совещании по обороне. Безмерные жертвы на фронте. Полная прострация мысли и воли в тылу. <…> Развал надвигался стремительными шагами. <…> Последние предреволюционные дни… лазил по окраинам, говорил с рабочими, с анархистами… и с полицией. <…> Хлебные очереди как бикфордовы шнуры», — вспоминал впоследствии Солоневич.

Пагубность общественной морали, морали разложения верхушки общества великой империи в условиях тяжёлой войны для него была очевидна. Он не мог найти признаков насущной консолидации в стране во имя общей цели — победы. Солоневич писал пронзительно откровенно: «В городе, переполненном проституцией и революцией, электрической искрой пробежала телефонная молва: началась революция. На улицы хлынула толпа. Хлынул также и я». Своё описание Февральского переворота он озаглавил метко: «Великая фальшивка Февраля». Каково название?!

«Я помню февральские дни… какая великая безмозглость спустилась на страну. Стотысячные стада совершенно свободных граждан толклись по проспектам петровской столицы. Они были в полном восторге — эти стада: проклятое кровавое самодержавие кончилось! Над миром восстает заря, лишенная «аннексий и контрибуций», капитализма, империализма, самодержавия и даже православия: вот тут-то заживем! По профессиональному долгу журналиста… толкался и я среди этих стад, то циркулировавших по Невскому проспекту, то заседавших в Таврическом дворце, то ходивших на водопой в разбитые винные погреба.

Они были счастливы — эти стада. Если бы им кто-нибудь тогда стал говорить, что в ближайшую треть века за пьяные дни 1917 года они заплатят десятками миллионов жизней, десятками лет голода и террора, новыми войнами, и гражданскими, и мировыми, полным опустошением половины России, — пьяные люди приняли бы голос трезвого за форменное безумие», — отмечал спустя годы Солоневич.

Интересен его вывод о том, что всё ещё можно было решить, попросту перестреляв десяток бунтарей из каждой сотни. Он даже упрашивал атамана Александра Дутова во время Корниловского выступления вооружить студенчество в Петрограде, с тем чтобы оно стало дополнительной защитой от левых радикалов, однако получил отказ. Солоневич с горечью писал: «Были пропущены первые, еще робкие языки пламени всероссийского пожара. Их можно было потушить ведром воды — потом не хватило океанов крови»…

«Замыслил я побег…»

Как только власть в Петрограде взяли в свои руки большевики, Иван Солоневич бежал прочь из красной столицы и при первой же возможности присоединился к Белому движению. Он выполнял самую разнообразную работу, в том числе пропагандистскую, в газете, издаваемой под эгидой киевского бюро Союза освобождения России.

Младший брат Ивана, Борис Солоневич, работал у белых в ОСВАГе (Осведомительное агентство, пропагандистский орган Добровольческой армии). А средний из трёх братьев, Всеволод, служил в армии Петра Врангеля , в частности, был комендором (наводчиком артиллерийского орудия) на линкоре «Генерал Алексеев». Вообще можно смело утверждать, что вся семья Солоневичей считала борьбу с красными своим личным делом!

При наступлении частей Красной армии на Киев Иван Солоневич успел бежать в Одессу, однако ему не удалось взять с собой жену и сына. Эвакуироваться вместе с белыми он не смог: его свалил сыпной тиф. Вскоре стало известно о том, что умер Всеволод, о Борисе Солоневиче не было никаких сведений… Как и членов многих семей в России, Солоневичей в те годы не раз подстерегала разлука…

«БЕЗМЕРНЫЕ ЖЕРТВЫ НА ФРОНТЕ. ПОЛНАЯ ПРОСТРАЦИЯ МЫСЛИ И ВОЛИ В ТЫЛУ. РАЗВАЛ НАДВИГАЛСЯ СТРЕМИТЕЛЬНЫМИ ШАГАМИ…»

Уже после эвакуации белой армии неожиданно в Одессу приехала жена Тамара с сыном Юрием. Иван Солоневич к тому моменту поправился, тиф отпустил. Глава семьи организовал рыболовную артель, Тамаре Владимировне удалось устроиться переводчицей на Одесскую радиостанцию. Но внезапно по доносу старухи-садовницы они были арестованы. И здесь — судьба! Некий Шпигель, которому Иван Лукьянович когда-то оказал какую-то услугу, выкрал материалы из дела Солоневичей, после чего их вынуждены были освободить!

Вскоре появился Борис, и братья организовали бродячий цирк (совсем неожиданный поворот судьбы!), гастролировали по окрестностям и даже выступали вместе с Иваном Поддубным . Постепенно спортивная деятельность позволила семье встать на ноги, Иван Солоневич приобрёл некоторую известность, стал печататься в советской спортивной прессе и со временем перебрался в Москву. Он получил должность инспектора физкультуры в культотделе ЦК ССТС (Центральный комитет профессионального союза служащих, как он сам писал в воспоминаниях), Тамара устроилась переводчицей в отдел внешних сношений при ВЦСПС (Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов). Между тем Борис Солоневич был сослан на Соловки «за подпольное руководство запрещенным в РСФСР скаутским движением»…

Несмотря на иллюзию возможности всё-таки найти себя в Советской России, Иван Солоневич принял решение готовиться к побегу из страны. И его настойчивости в реализации этой идеи можно только позавидовать.

Спартакиада для Беломорканала

Сначала представился шанс отправить за границу Тамару Солоневич . С 1928 по 1931 год она работала в берлинском торгпредстве, где обзавелась нужными связями, а вскоре после возвращения в Москву вступила в фиктивный брак с гражданином Германии и благополучно отбыла из СССР. В сентябре 1932 года Иван Солоневич вместе с братом Борисом, сыном Юрием и ещё несколькими сподвижниками предприняли попытку под видом туристической группы перейти границу в Карелии, однако эта попытка сорвалась. Они попали в зону магнитной аномалии и не смогли сориентироваться по компасу, сам Иван Лукьянович в дороге сильно заболел, и им пришлось вернуться. Вторая попытка, готовившаяся в мае 1933 года, сорвалась из-за приступа аппендицита Юрия. Наконец, третью попытку бегства в том же 1933 году постигла неудача из-за предательства одного из членов группы — Николая Бабенко .

Задержание Солоневичей заслуживает отдельного упоминания. Группу потенциальных перебежчиков было решено схватить в поезде, следовавшем в Мурманск, для чего под пассажиров и проводников замаскировали 36 (!) сотрудников ГПУ. Для начала стремившихся бежать из СССР опоили чаем со снотворным. Позже Иван Солоневич так вспоминал то своё пробуждение: «Помню только, что я резко рванулся, отбросил какого-то человека к противоположной стенке купе… что кто-то повис на моей руке, кто-то цепко обхватил мои колена, какие-то руки сзади судорожно вцепились мне в горло, а прямо в лицо уставились три или четыре револьверных дула. <…> Вагон был наполнен шумом борьбы, тревожными криками чекистов… чьим-то раздирающим уши стоном… Вот почтенный «инженер» тычет мне в лицо кольтом, кольт дрожит в его руках, «инженер» приглушенно, но тоже истерически кричит: «Руки вверх! Руки вверх, говорю я вам!» Приказание явно бессмысленное, ибо в мои руки вцепилось человека по три на каждую и на мои запястья уже надета «восьмерка» — наручники, тесно сковывающие одну руку с другой».

Иван Солоневич с сыном Юрием. Вторая пол. 1920-х годов

Так Солоневичи попали в ГУЛАГ (Иван и Борис были осуждены на восемь лет, Юрий — на три года). Впору впасть в отчаяние. Однако Иван Солоневич не сдался.

Его спортивное прошлое было хорошо известно лагерному руководству, и оно решило эту ситуацию использовать. Иван Солоневич занял пост спортивного инструктора Беломорско-Балтийского комбината НКВД, сын с братом, по счастливому случаю, находились в лагерях поблизости. И тогда Солоневич рискнул предложить начальству новаторскую идею — провести «вселагерную спартакиаду» как доказательство перековки заключённых. Получив горячее одобрение руководства, он, изображая бурную деятельность по подготовке важного мероприятия, обзавёлся командировками для себя и сына и скоординировал свои планы с братом. 28 июля 1934 года, встретившись в условленном месте, беглецы пустились в путь. На шестнадцатый день они перешли границу Финляндии и сдались местным властям.

Начался эмигрантский период жизни Ивана Солоневича.

«Разгром неизбежен»

В Финляндии он написал книгу «Россия в концлагере» — первую историю «архипелага ГУЛАГ». Она произвела фурор в Европе и вызвала гнев в Советском Союзе.

«Миллионы русских душ борются в СССР, отстаивая бытие свое против страшной тьмы и кровавой грязи, которыми большевизм пытается закрыть и замазать свет и солнце русской жизни. Мне страшно думать о судьбах миллионов, медленно и заживо сгнивающих в концентрационных лагерях. Мне страшно думать о том лжепатриотическом словоблудии, которое яркими лозунгами прикрывает самое страшное, что было в нашей истории, — попытки убить и тело, и душу нашего народа», — писал Иван Солоневич.

Он рвался издавать собственную еженедельную газету: гонорары от «России в концлагере» это позволяли. И конечно, такая газета должна была издаваться в Париже — центре эмигрантской жизни. Однако ГПУ распространило ложь о том, что Солоневичи — советские агенты, и визу удалось получить только в Болгарию, куда они и прибыли в мае 1936 года. Уже через месяц вышел первый номер газеты Ивана Солоневича «Голос России», которая распространялась в 52 (!) странах мира. Управление госбезопасности СССР было в бешенстве.

Солоневич жаждал активной деятельности, организационной работы. Когда удалось вырваться на время в Париж, он оказался «нарасхват»: постоянно встречался, встречался и встречался. И постепенно открыл для себя, что, во-первых, эмиграция уже обустроилась в кафешантанах и ни к какой борьбе не стремится; во-вторых, в эмиграционной среде нет единства; в-третьих, в круг эмигрантов входят как те, кто готовил революцию, так и те, кто боролся с ней…

Разочарованный, он вернулся в Софию. А 3 февраля 1938 года в редакцию «Голоса России» пришла посылка. При попытке её вскрыть прогремел страшный взрыв, унёсший жизнь Тамары Солоневич. Болгарская полиция установила, что посылка прибыла из советского полпредства (очевидно, предполагалось, что Солоневич сам откроет корреспонденцию). Издатель понял, что на него объявлена охота и далее ему находиться в Болгарии небезопасно… Но визы для въезда в какую-либо страну не было, ведь он, по сути, беженец. Внезапно визу ему предоставила Германия — гитлеровская Германия…

В НАЧ. 1920-Х БРАТЬЯ СОЛОНЕВИЧИ ОРГАНИЗОВАЛИ БРОДЯЧИЙ ЦИРК И ДАЖЕ ВЫСТУПАЛИ ВМЕСТЕ С ИВАНОМ ПОДДУБНЫМ

Никаких иллюзий в отношении Третьего рейха Иван Солоневич не питал, но надо было спасаться. О Гитлере и его приспешниках он писал довольно-таки откровенно: «Если Германия Третьего рейха попытается реализовать философию Гегеля — Моммзена — Ницше и Розенберга, то каждый русский мужик… начнет истреблять немцев из-за каждого куста. <…> Наполеон продержался шесть месяцев, сколько продержится Гитлер? <…> Года два-три. Но разгром неизбежен абсолютно. На все полтораста процентов. <…> Разумную цену освобождения от коммунизма русский народ уплатит с благодарностью, за неразумную — морду набьет» .

Немецкое правительство фактически держало Солоневича под замком, лишив его права выезда из Германии и запретив ему заниматься публицистикой. Тот, в свою очередь, не принял никаких предложений от нацистов о сотрудничестве (в 1941 году ему даже предлагали стать министром сельского хозяйства оккупированной Белоруссии). Не ослабевало внимание к Солоневичу и со стороны советских органов: так, однажды на днище машины, в которой он должен был ехать, обнаружили бомбу…

«Каждый будет врать в свою лавочку»

Ситуация изменилась лишь после войны, когда, оказавшись под угрозой выдачи СССР, Солоневич с сыном всё-таки получили визу в Аргентину, куда и прибыли в июле 1948 года. Однако давление советских властей и интриги местной эмиграции привели к тому, что через два года Иван Солоневич вынужден был уехать и из Аргентины: ему вынесли предписание в трёхдневный срок покинуть страну. Он перебрался в Уругвай.

В 1953-м усилиями авиаконструктора Игоря Сикорского Солоневич получил разрешение на переезд в США, но воспользоваться им уже не успел… 24 апреля 1953 года он скончался от рака желудка в Монтевидео.

Казалось бы, жалкий конец мытаря? Отнюдь! Солоневич не мытарь, он — борец. Латиноамериканский период его жизни стал золотым веком его публицистики. Он снова выпускал газету — «Наша страна», каждый номер которой содержал пронзительные высказывания издателя. Например: «За всеми тяжкими извилинами нашего пути в Россию нужно иметь в виду нашу путеводную звезду. Эта звезда есть империя Российская. У меня нет ни малейшего сомнения не только в том, что монархия — лучший выход для России, но что монархия для России есть также и неизбежность. Вера в монархию для меня такая же само собою разумеющаяся вещь, как вера в Господа Бога: ни без того, ни без другого Россия восстановлена быть не может».

Но самое важное, что тогда была написана главная его книга — «Народная монархия». В ней Иван Солоневич последовательно доказывал, что процветание России возможно только при монархии и монархия эта должна быть самодержавной. «Никакие мерки, рецепты, программы и идеологии, заимствованные откуда бы то ни было извне, неприменимы для путей русской государственности, русской национальности и русской культуры, — считал он. — Политической организацией русского народа на его низах было самоуправление, а политической организацией народа в его целом было самодержавие… Царь есть прежде всего общественное равновесие. При нарушении этого равновесия промышленники создадут плутократию, военные — милитаризм, духовные — клерикализм, а интеллигенция — любой «изм», какой только будет в книжной моде в данный исторический момент».

Недоучившийся студент юридического факультета Петербургского университета, политзаключённый, беженец, публицист, писатель и просветитель, всегда презиравший конъюнктурщину, предательство и трусость, Иван Солоневич на страницах своих книг был настоящим борцом, непризнанным пророком своего Отечества.

Одно из его пророчеств касалось постсоветской России, о которой в нач. 1950-х мало кто смел даже мечтать. «После СССР нам будут предлагать очень многое, — предрекал публицист. — И каждый будет врать в свою лавочку. Будет много кандидатов — в министры и вожди, в партийные лидеры и военные диктаторы. Будут ставленники банков и ставленники трестов — не наших. Будут ставленники одних иностранцев и ставленники других. И все будут говорить прежде всего о свободах». Что ж, через четыре десятилетия после смерти Солоневича это пророчество сбылось. Впрочем, это уже совсем другая история.

Пётр АЛЕКСАНДРОВ-ДЕРКАЧЕНКО



Похожие публикации